Говорят, что в конце марта на улице чувствуется запах весны… Я шла по улице и чувствовала отчётливый запах канализации, бензина, сырости, прелой травы, дешёвых духов и бомжей… Что ж, если это и есть тот самый запах весны, лучше бы весна не наступала.
Сапоги давно превратились из замшевых в грязевые. Привет тебе, весна.
В тетрадках вместо лекций на меня слепо взирали глаза. Я снова начала рисовать глаза – без радужки, со сплошным чёрным зрачком. Они вроде бы были слепые, но в то же время слишком видящими… Я понятия не имела, что они значат. Наверное, депрессию. Мой художественный ассортимент оставлял желать лучшего и состоял всего из трёх изображений: глаза, чёрные цветы и орнаменты. Орнаменты я рисовала реже всего, глаза чаще всего. Это если учитывать, что приступы рисования в принципе случались со мной редко.
День сурка. Бесконечный день, комок дней, свернувшихся в одно целое и не отличающихся ничем между собой. Надоело. До смерти, до ужаса, до дрожи в пальцах надоело. Ходить каждый день на пары и сидеть как будто в облаках… Приходить домой и замирать, засыпать, будто бы и не засыпать совсем, утром встречать белёсые клочья тумана за окном и снова в академию. По полтора часа за партой рисовать глаза или не рисовать ничего. Первые года три мне хотелось верить в поворот жизни и в то, что она непременно станет интересной, яркой, замечательной и красивой. Мне даже хотелось поворачивать. Сейчас не хочется ничего. Лечь и не дышать. Закрыть глаза, не закрывать – неважно. Застыть.
До свиданья, весна.