Не знаю, понравится вам, или нет. Но я хочу к Дню Победы кинуть сюда эти несколько стихотворений. Надеюсь, кто-нибудь прочтёт. Возможно, кого-то зацепит.

          ***
Как я спал на войне,
                в трескотне
            и в полночной возне,
на войне,
    посреди ее грозных
        и шумных владений!
Чуть приваливался к сосне -
              и проваливался.
                      Во сне
никаких не видал сновидений.
Впрочем, нет, я видал.
        Я, конечно, забыл -
                я видал.
Я бросался в траву
    между пушками и тягачами,
засыпал,
    и во сне я летал над землею,
                    витал
над усталой землей
            фронтовыми ночами.
Это было легко:
        взмах рукой,
            и другой,
и уже я лечу
    (взмах рукой!)
        над лугами некошеными,
над болотной кугой
    (взмах рукой!),
        над речною дугой
тихо-тихо скриплю
        сапогами солдатскими
                    кожаными.
Это было легко.
    Вышина мне была не страшна.
Взмах рукой, и другой -
    и уже в вышине этой таешь.
А наутро мой сон
    растолковывал мне старшина.
- Молодой,- говорил,-
   ты растешь,- говорил,-
         оттого и летаешь...
Сны сменяются снами,
      изменяются с нами.
В белом кресле с откинутой
                     спинкой,
      в мягком кресле с чехлом
я дремлю в самолете,
      смущаемый взрослыми снами
об устойчивой, прочной земле
   с ежевикой, дождем и щеглом.
С каждым годом
      сильнее влечет
         все устойчиво прочное.
Так зачем у костра-дымокура,
               у лесного огня,
не забытое мною,
   но как бы забытое, прошлое
голосами другими
      опять окликает меня?
Загорелые парни в ковбойках
   и в кепках, упрямо заломленных,
да с глазами,
   в которых лесные костры горят,
спят на влажной траве
  и на жестких матрацах соломенных,
как убитые спят
      и во сне над землею парят.
Как летают они!
      Залетают за облако,
                      тают.
Это очень легко -
      вышина им ничуть не страшна.
Ты был прав, старшина:
            молодые растут,
               оттого и летают.
Лишь теперь мне понятна
      вся горечь тех слов,
                     старшина!
Что ж я в споры вступаю?
      Я парням табаку отсыпаю.
Торопливо ломаю сушняк,
         у лесного огня хлопочу.
А потом я бросаюсь в траву
      и в траве молодой засыпаю.
Взмах рукой, и другой!
         Поднимаюсь опять
                        и лечу.

             ***

ПАМЯТИ РОВЕСНИКА
           Мы не от старости умрем -
           От старых ран умрем...
                С. Гудзенко

Опоздало письмо.
      Опоздало письмо.
               Опоздало.
Ты его не получишь,
         не вскроешь
         и мне не напишешь.
Одеяло откинул.
   К стене повернулся устало.
И упала рука.
     И не видишь.
         Не слышишь.
            Не дышишь.
Вот и кончено все.
   С той поры ты не стар и не молод,
и не будет ни весен,
               ни лет,
                  ни дождя,
                     ни восхода.
Остается навеки
      один нескончаемый холод -
продолженье
   далекой зимы
         сорок первого года.
Смерть летала над нами,
      витала, почта ощутима.
Были вьюгою белой
   оплаканы мы и отпеты.
Но война,
   только пулей отметив,
            тебя пощадила,
чтоб убить
   через несколько лет
         после нашей победы.
Вот еще один холмик
   под этим большим небосклоном.
Обелиски, фанерные звездочки -
                  нет им предела.
Эта снежная полночь
         стоит на земле
               Пантеоном,
где без края могилы
      погибших за правое дело.
Колоннадой тяжелой
      застыли вдали водопады.
Млечный Путь перекинут над ними,
                  как вечная арка.
И рядами гранитных ступеней
               уходят Карпаты
под торжественный купол,
      где звезды мерцают неярко.
Сколько в мире холмов!
Как надгробные надписи скупы.
Это скорбные вехи
      пути моего поколенья.
Я иду между ними.
   До крови закушены губы.
Я на миг
   у могилы твоей
         становлюсь на колени.
И теряю тебя.
   Бесполезны слова утешенья.
Что мне делать с печалью!
      Мое поколенье на марше.
Но годам не подвластен
   железный закон притяженья
к неостывшей земле,
      где зарыты ровесники наши.

        ***

Ну что с того, что я там был. Я был давно, я все забыл.
Не помню дней, не помню дат.   И тех форсированных рек.
Я неопознанный солдат. Я рядовой, я имярек.
Я меткой пули недолет.   Я лед кровавый в январе.
Я крепко впаян в этот лед. Я в нем как мушка в янтаре.

Ну что с того, что я там был. Я всё забыл. Я все избыл.
Не помню дат, не помню дней, названий вспомнить не могу.
Я топот загнанных коней. Я хриплый окрик на бегу.
Я миг непрожитого дня, я бой на дальнем рубеже.
Я пламя вечного огня, и пламя гильзы в блиндаже.

Ну что с того, что я там был. В том грозном быть или не быть.
Я это все почти забыл, я это все хочу забыть.
Я не участвую в войне,  война участвует во мне.
И пламя вечного огня   горит на скулах у меня.

Уже меня не исключить из этих лет, из той войны.
Уже меня не излечить от тех снегов, от той зимы.
И с той зимой, и стой землей,   уже меня не разлучить.
До тех снегов, где вам уже моих следов не различить.