Ну, конечно же... мою любимый Александр Блок.

ДЕМОН
Иди, иди за мной покорной
И верною моей рабой
Я на сверкнувший гребень горный
Взлечу уверенно с тобой.

Я пронесу тебя над бездной
Ее бездонностью дразня
Твой будет ужас бесполезный
Лишь вдохновеньем для меня

Я от дождя эфирной пыли
И от круженья охраню
Всей силой мышц и сенью крылий
Я, вознося, не уроню

И на горах, в сверканье белом
На незапятнанном лугу
Божественно-прекрасным телом
Тебя я странно обожгу

Ты знаешь ли, какая малость
Та человеческая ложь
Та грустная земная жалость
Что дикой страстью ты зовешь.

Когда же вечер станет тише
И околдованная мной
Ты полететь захочешь выше
Пустыней неба огневой

Да, я возьму тебя с собою
И отнесу тебя туда
Где кажется Земля звездою
Землею кажется звезда.

И онемев от удивленья
Ты узришь новые миры
Невероятные виденья
Создания моей игры

Дрожа от страха и бессилья
Тогда шепнешь ты:"отпусти"
И распустив тихонько крылья
Я улыбнусь тебе:"лети"!

И под божественной улыбкой
Уничтожаясь на лету
Ты полетишь, как камень зыбкий
В сияющую пустоту.

Когда вы стоите на моем пути,
Такая живая, такая красивая,
Но такая измученная,
Говорите все о печальном,
Думаете о смерти,
Никого не любите
И презираете свою красоту -
Что же? Разве я обижу вас?

О, нет! Ведь я не насильник,
Не обманщик и не гордец,
Хотя много знаю,
Слишком много думаю с детства
И слишком занят собой.
Ведь я - сочинитель,
Человек, называющий все по имени,
Отнимающий аромат у живого цветка.

Сколько ни говорите о печальном,
Сколько ни размышляйте о концах и началах,
Все же, я смею думать,
Что вам только пятнадцать лет.
И потому я хотел бы,
Чтобы вы влюбились в простого человека,
Который любит землю и небо
Больше, чем рифмованные и нерифмованные речи о земле и о небе.

Право, я буду рад за вас,
Так как - только влюбленный
Имеет право на звание человека.

Ну, и, конечно же...

НЕЗНАКОМКА
По вечерам над ресторанами
Горячий воздух дик и глух,
И правит окриками пьяными
Весенний и тлетворный дух.

Вдали над пылью переулочной,
Над скукой загородных дач,
Чуть золотится крендель булочной,
И раздается детский плач.

И каждый вечер, за шлагбаумами,
Заламывая котелки,
Среди канав гуляют с дамами
Испытанные остряки.

Над озером скрипят уключины
И раздается женский визг,
А в небе, ко всему приученный
Бесмысленно кривится диск.

И каждый вечер друг единственный
В моем стакане отражен
И влагой терпкой и таинственной
Как я, смирен и оглушен.

А рядом у соседних столиков
Лакеи сонные торчат,
И пьяницы с глазами кроликов
«In vino veritas!»1 кричат.

И каждый вечер, в час назначенный
(Иль это только снится мне?),
Девичий стан, шелками схваченный,
В туманном движется окне.

И медленно, пройдя меж пьяными,
Всегда без спутников, одна
Дыша духами и туманами,
Она садится у окна.

И веют древними поверьями
Ее упругие шелка,
И шляпа с траурными перьями,
И в кольцах узкая рука.

И странной близостью закованный,
Смотрю за темную вуаль,
И вижу берег очарованный
И очарованную даль.

Глухие тайны мне поручены,
Мне чье-то солнце вручено,
И все души моей излучины
Пронзило терпкое вино.

И перья страуса склоненные
В моем качаются мозгу,
И очи синие бездонные
Цветут на дальнем берегу.

В моей душе лежит сокровище,
И ключ поручен только мне!
Ты право, пьяное чудовище!
Я знаю: истина в вине.
24 апреля 1906, Озерки
Примечания
1. In vino veritas! — Истина — в вине! (лат.)

классику я тоже люблю... и Серебряный век, и Пастернака, и Бродского...

но я сейчас -- о другом...
я сегодня встретил шикарнейшее стихотворение...
хожу вот, делюсь со всеми )))

Здравствуй, Каин, не кручинься, милый брат,
Мы опять с тобой вдвоём, но рай нам тесен.
Говоришь, не помогает папин блат,
И тоскливы все мотивы здешних песен?
Я уже подзабываю ваш язык,
И обычаи у нас совсем другие.
А мотивы? Да, пожалуй, я привык.
Да ну что ты, ну, какая ностальгия!
А чего же ты хотел от этих лиц?
Улыбайся и смотри невозмутимо!
Здесь, конечно же, не жалуют убийц,
Но относятся, поверь, вполне терпимо.
Не рассчитывай на славу и почёт,
Даже здесь в почёте то, что подороже,
Только время как-то странно здесь течёт –
Кто-то раньше прибывает, кто-то позже.
Где-то в физике случился перебор,
И с тех пор века короче, чем минуты.
Тут недавно сокрушался старый Бор,
Говорил, что что-то в квантах перепутал.
Тут и Дарвин, и Эйнштейн, и Резерфорд.
Как не знаешь? Ах, ну да, ты умер раньше!
Только Дед наш не выносит этих морд,
А на Дарвина орал, что тот обманщик.
Здесь всё то же – от святош до воротил.
Разберёшься – продвигаться будешь шустро.
Вот, недавно Заратустра говорил…
Да, хотя… Пошёл он к чёрту, Заратустра.
Что Закон? Конечно, был! Да вышел весь.
Ты смеёшься? От таких, как ты, злодеев.
Глянь-ка - Гитлер. Только к Гитлеру не лезь,
Он на дух не переносит иудеев.
Может выпьем? За разбитые мечты.
Нет, по водочке, вино даёт сонливость.
Справедливость?!!! Каин, кто бы, но не ты!
Ты ведь сам и породил несправедливость!
Как тут будет? Точно так, как ты привык.
Не надейся, даже здесь не будет чуда.
Вишь, плетётся. Прокусил в петле язык.
И молчит с тех пор.
Праправнук твой.
Иуда.

(с) Порошин Алексей

-------------------------------------------------------------
и ещё...

Китай

1
а мне говорят: в Китае снег - и крыши, и весь бамбук
мне нравится один человек, но он мне не друг, не друг
столкнет и скажет - давай взлетай, - а я не могу летать
и я ухожу внутри в Китай, и там меня не достать

я там сижу за своей Стеной, и мне соловей поет,
он каждый вечер поет весной, ни капли не устает
у соловья золоченый клюв, серебряное крыло
поэтому мне говорить "люблю" нисколько не тяжело

внутри шелкопряд говорит: пряди, - и я тихонько пряду
снаружи в Стену стучат: приди, - и я, конечно, приду
в груди шуршит этот майский жук, хитиновый твердый жук
и я сама себя поддержу, сама себя поддержу

стоишь, качаешься - но стоишь, окошко в снегу, в раю
на том окошке стоит малыш и смотрит, как я стою
за той Великой Китайской Стеной, где нет вокруг никого,
стоит в рубашечке расписной, и мама держит его

2

колокольчик - голос ветра - на китайском красном клене
мне сказал татуировщик: будет больно, дорогая
он собрал свои иголки, опустившись на колени
на его лопатках птица вдаль глядела, не мигая

он достал большую книгу в тростниковом переплете
будет больно, дорогая, выбирай себе любое:
хочешь - спящего дракона, хочешь - бабочку в полете:
это тонкое искусство именуется любвью

я его коснулась кожи, нежной, смуглой и горячей
точно мёд, в бокале чайном разведенный с красным перцем
будет больно, дорогая! - я не плачу, я не плачу,
я хочу такую птицу, на груди, вот здесь, над сердцем

...колокольчик - голос ветра - разбудил нас на рассвете
алым, желтым и зеленым дуновением Китая
было больно, больно, больно!.. но, прекрасней всех на свете,
на груди горела птица, никуда не улетая

***

Ах, Сюзанна, твой зуав не вернется из похода.
Веришь, здешняя погода не годится для забав.
Уходил по февралю, отдавал себя отчизне...
"Ах, Сюзанна, больше жизни я тебя люблю!"

На балконе у перил вспоминаешь на рассвете:
Твой зуав слова вот эти - нет, не говорил.
Что ему? Да все в дыму: кони, ружья, пули, залпы.
Он бы, может, и сказал бы - да не знал, кому.

Полк несется взапуски белым снегом, следом санным.
Твой зуав тебе, Сюзанна, не напишет ни строки.
Пуще дождика шрапнель, звонче жаворонков пули.
Ну, кому нужна в июле эта синяя шинель?

Вся дырявая насквозь, в девяти местах пробита.
Что осталось от любви-то? Ручки врозь и ножки врозь.
Зря ты веришь в чудеса - не видать тебе зуава.
Пала алая роса, стала воинская слава.

Увядает алый рот, но глаза остались те же.
Кто себя мечтами тешит, тот себе местами врет.
Два коротеньких письма, да и те, сказать по чести,
Как положено невесте, сочинила ты сама.

И, в слезах ли, во хмелю, во смиренье, в укоризне -
Эти строчки дольше жизни:
"Ах, Сюзанна, больше жизни я тебя люблю!"

(с) Ольга Родионова